Министр науки и высшего образования Валерий Фальков — о задачах, стоящих перед российским научным сообществом
Минобрнауки требуется тонкая настройка, и это не исключает «некоторых кадровых перестановок». Об этом в интервью «Известиям» заявил министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков, который приступил к исполнению своих обязанностей три недели назад. Во время беседы новый глава ведомства рассказал о ходе реализации нацпроекта «Наука», ликвидации «вузов-пустышек», расширении проекта «5-100» и приоритетных направлениях, которые определены государством для отечественной науки.
«Вузы-пустышки» и «5-100»
— Валерий Николаевич, поздравляем со вступлением в должность. Какими будут ваши первые шаги на новом посту? Структура министерства будет сохранена?
— Я придерживаюсь принципа тонкой настройки. Кадровые перестановки не являются самоцелью. В министерстве сформирована хорошая профессиональная команда. Конечно, определенные решения будут, но пока главное — сохранить набранный темп. В самые первые дни после назначения я погрузился в подготовку к совместному заседанию президиума Госсовета и Совета по науке и образованию, который прошел 6 февраля. А сейчас началась работа по реализации всех тех задач, которые были обозначены на Государственном совете.
— Одна из главных задач, которая была поставлена президентом, — это устранение «вузов-пустышек». Это выражение можно понять по-разному. О каких вузах идет речь?
— На самом деле эта работа начата много лет назад, и вы знаете, что она успешно проводится — в первую очередь, конечно, Рособрнадзором совместно с министерством. Осталось лишь ее завершить. Конечно, за последние годы система высшего образования сильно укрепилась. И тем вузам, которые заботятся о качестве образования, а также участвуют в программах развития, не о чем беспокоиться. Однако остался ряд вузов, которые в народе зовут будками по продаже дипломов. Вот подобного рода вузы и филиалы, конечно же, должны быть закрыты. Но крестового похода против таких вузов не будет, так как эта работа — очень избирательная.
— Их много?
— Их гораздо меньше, чем было 10 лет назад, но они все-таки есть. То есть уже не сотни, но все-таки десятки.
— На Госсовете по науке большое внимание было также уделено региональным вузам. Почему?
— Россия большая страна, и исторически так сложилось, что образовательный потенциал традиционно больше представлен столицами — Москвой и Санкт-Петербургом — по абсолютно понятным причинам. Но чтобы страна развивалась, надо, чтобы во всех городах, главным образом в столицах субъектов, были центры образования и науки. Исходя из этого, государством и поставлена задача. И надо сказать, что за последние годы очень многое уже сделано. Это и программа развития опорных вузов, и селективная поддержка академических институтов, и проект «5-100».
— Список вузов, которые получают финансирование в рамках проекта «5-100», будет расширен?
— Да, будет новая редакция. Она как раз сейчас обсуждается. Предполагается, что, во-первых, будет больше вузов. А во-вторых, и по своему дизайну программа будет несколько иной. На первом этапе — и это, наверное, было оправданно — большое внимание уделялось наукометрическим показателям. Нам важно было в короткие сроки показать преимущества российского образования и продвинуться в международных рейтингах. В новой редакции внимание будет уделяться не только тем показателям, что уже есть, но и взаимодействию с реальным сектором экономики. Будут выработаны критерии, которые определят роль университетов в региональном развитии. В идеале университеты должны стать драйверами регионального развития.
Как войти в пятерку
— Президентом поставлена задача войти в пятерку самых высокотехнологически развитых стран мира. Это очень амбициозная задача, потому что кто-то ведь из этой пятерки должен вылететь, а в ней очень сильные игроки. С вашей точки зрения, в какой срок это можно осуществить и какие ресурсы вашему ведомству для этого нужны?
— Эти сроки определены в рамках исполнения указа президента. Основных для министерства нацпроектов — два: «Наука» и «Образование». Там же прописан перечень мероприятий, и он общеизвестен и обсуждается. Как и в любом программном документе, есть те, кто его принимает, и те, кто его критикует. Но это программный документ, нацпроекты обеспечены деньгами, и работа идет не первый год. Сейчас задача состоит в том, чтобы двигаться еще более динамично.
— Это возможно? И если да, то что для этого нужно?
— Для этого нужно определиться с приоритетами. И основные я бы сформулировал так. Что касается системы высшего образования, первая задача — дать еще более динамично развиваться лидерам. Поддержать те программы, которые себя оправдали, и запустить их в новой редакции. Я имею в виду программы повышения конкурентоспособности и поддержки опорных вузов. Второе — вывести из инерционного режима значительную часть системы высшего образования. Надо, чтобы у вузов и университетов были подлинные программы развития. Не просто документы, а коллективные цели, поддержанные управленческими командами, регионами в лице губернаторов и ресурсами — не только со стороны министерства, но и со стороны регионов. Именно поэтому сегодня такое внимание уделяется взаимодействию университетов и регионов. Второй важный момент — вопрос партнерств. Форматы этих партнерств разные, они обозначены в нацпроекте «Наука». Это, допустим, научно-образовательные центры. В этом году пять уже созданы, и предстоит новый отбор.
— А партнерство с РАН будет расширено?
— Мы продолжим политику, которая начата много лет назад. Это политика уважения, взаимодействия и совместного решения задач. Думаю, нет смысла искусственно противопоставлять РАН и министерство, поскольку РАН — это надежный партнер министерства. Нам надо учитывать интересы друг друга, взаимодействовать и вместе двигаться вперед. Задачи, которые стоят и перед РАН, и перед Минобрнауки и другими образовательными и научными организациями, — едины. И в этом смысле усилия надо объединять, а не бороться друг с другом.
Договор дороже денег
— Вы сказали, что надо договариваться с бизнесом. Во всем мире схема такая: науку финансируют на 70% частный бизнес и на 30% государство. У нас ситуация обратная. Как будете привлекать бизнес в науку?
— Непростой вопрос. И на него нет универсального ответа. Мы видим, что у нас есть отдельные удачные примеры взаимодействия бизнеса и науки. Думаю, надо нам всем вместе — и министерству, и РАН — помогать университетам, вузам, научных организациям выстраивать более продуктивный диалог с бизнесом. Бизнес должен увидеть реальные преимущества взаимодействия с университетами и академическими институтами. Есть такой момент — часть наших коллег в образовательных и научных организациях воспринимают компании из реального сектора как спонсоров. Эту точку зрения нужно менять, потому что бизнес должен с удовольствием вкладывать в университеты и вузы, понимая, что он решает в том числе и свои задачи. Чтобы это работало, должна быть экономическая проекция исследовательской деятельности. Надо понимать, какие цели и задачи ставит перед собой компания, и уважительно к этому относиться. И меняться самим. Менять язык. Потому что бизнес и наука говорят на разных языках.
— Может быть, это потому, что люди бизнеса в России живут одним днем и хотят результата сегодня, а наука дает только отсроченный результат?
— Дело не в том, российский или нероссийский… Бизнес живет своей логикой. Его интересуют экономические показатели, биржевые сводки. Кроме того, нельзя сказать, что российский бизнес не проявляет интерес к науке и образованию. У нас много примеров успешного сотрудничества. Но, во-первых, должна сложиться соответствующая культура общения. А во-вторых, нужны реальные меры поддержки как бизнеса, так и научно-образовательных организаций. Сейчас мы будем интенсивно это обсуждать как с представителями реального сектора экономики, так и с научными организациями и вузами, это было четко обозначено на первом государственном совете. Опыт первых пяти НОЦ показывает, что такие меры поддержки необходимы. Это будут как организационные, так и экономические меры. Будем предлагать и обсуждать, причем постараемся сделать это максимально быстро.
— Наши технологии сейчас, которые мы продаем, опираются на советские разработки. Это космический проект, атомный, лазерный, электронный. Тогда были выделены приоритеты. Они были продиктованы временем. Сейчас нужны приоритеты? Планируете ли вы сосредоточить усилия науки всей страны на чем-либо?
— Постановка вопроса справедливая, но ответ можно найти уже сегодня. Наши приоритеты — в Стратегии научно-технологического развития до 2030 года.
— Но их очень много.
— Да, их много, но кое-что можно выделить. Я бы обратил внимание на генетику. Три центра мирового уровня уже созданы. Это один из плацдармов, где должен быть прорыв. Второе — учитывая наши традиции и историю — это математические центры. Все инновации так или иначе основываются на серьезных заделах фундаментальной науки. Наши математические школы, выдающиеся математики, традиции преподавания должны сохраниться, потому что это хороший задел для движения вперед в области информационных технологий. И есть области, где нам необходимо серьезно двигаться вперед. Это сельское хозяйство, урбанистика, транспорт, строительство.
Нацпроект «Наука»
— Когда я читала документ нацпроекта «Наука», он казался мне абсолютно нереальным, сказочным. За короткий срок нужно сделать массу фантастических вещей. С вашей точки зрения, он реализуем? Мы действительно увидим в 2024 году другую науку?
— Любые преобразования даются тяжело. Нацпроект «Наука» — большой и сложный. В профессиональной среде по целям консенсус есть. Как правило, много обсуждений идет по поводу ресурсного обеспечения, содержательной части, мероприятиям для достижения обозначенных целей. Думаю, это всё решаемые вопросы. Эта работа идет, как и любой проект, на начальной стадии он тяжело запускается. Мне кажется, этот год будет во многом определяющим. И в этом году, с одной стороны, нам предстоит продемонстрировать первые результаты этого проекта, а с другой — до конца сформировать механизм, который позволил бы в ближайшие пять лет спокойно работать и двигаться.
— А что самое сложное в нацпроекте «Наука»?
— Самое сложное в любом проекте, чтобы его поддержали люди, чтобы они в него поверили. Профессиональное сообщество настроено всегда скептически, особенно в науке и образовании, где работают люди уникальные, независимо мыслящие. И в этом смысле требуется больше времени, чтобы этот проект был принят как свой. Это постепенно происходит. Когда поставленные задачи будут приняты научными коллективами образовательных центров и вузов, мы достигнем результата. В этом смысле этот год будет переломным.
— Опросы среди аспирантов и молодых ученых показывают, чего им не хватает. Они не ставят на первое место зарплату. Им не хватает амбициозных проектов. А также — реактивов, с этим большая проблема в стране. И только на третьем месте стоит зарплата, условия проживания и так далее. Амбициозные проекты мы обсудили. А что с реактивами?
— Хороший вопрос. Я бы сказал, что проблема эта существует, но ее масштабы преувеличены. Кроме того, есть города, где с ней удалось справиться. Например, опыт города Москвы. Для того чтобы как можно скорее привозить редкие реактивы, в том числе из-за рубежа, здесь созданы специальные условия и правовые режимы. Мы сейчас анализируем эту проблему, смотрим, где именно сдерживается развитие. Бывает, когда начинаешь разбираться, узких мест не так уж и много. Общий ответ я бы дал такой: нужно посмотреть на систему в целом и исключить излишнее регулирование там, где оно сдерживает развитие исследовательских работ. И это не только реактивы, это и взаимодействие с компаниями, и мобильность, и целый спектр направлений, где есть какие-либо ограничения. Их надо убрать. Об этом мы подробно говорили на прошлой неделе дважды. Недавно также была встреча президента с представителями общественности в Череповце. После этого несколько исследовательских университетов договорились встретиться и пообсуждать. Думаю, в ближайшее время мы обнародуем решение.
— Видела недавно, наверное, самое масштабное исследование, которое касается мнения российских ученых, о том, что происходит в отечественной науке. И меня поразило, что во всех пунктах мнения ученых расходятся, причем примерно 50 на 50. Например, половина считает, что функции РАН нужно расширить, а половина — наоборот. И так практически по любому вопросу. То есть научное сообщество расколото. Что вы будете с этим делать?
— Принимая любое решение, вы имеете 50% сторонников и 50% противников. И это понятно — в обществе еще идет формирование компромисса, консенсуса. Еще не все аргументы получили должное объяснение, стороны не до конца друг друга услышали. Еще нет соответствующей практики взаимодействия, которая складывается годами. Слом догм всегда происходит тяжело. Думаю, просто нужно время и наличие диалога — умение понимать и слышать друг друга.
ИЗВЕСТИЯ
https://iz.ru/974455/anna-urmantceva/uzkikh-mest-ne-tak-uzh-i-mnogo